– Исусика убил Куколка. А его нанял ты. Не я. Этот псих с пустым взглядом мне никогда не нравился.

Пономарь швырнул в голову Шефа бутылкой. Шеф уклонился, и бутылка разбилась о стену, оставив непристойный бурый потек.

– Не смей мне противоречить, мать твою! – взревел Пономарь. – Это ты во всем виноват!

Пономарь подождал ответной атаки, а когда увидел, что Шеф не собирается давать сдачи, начал расслабляться. Его голос зазвучал душевно, почти по-дружески.

– Найму настоящих ребят. Плевать, во что они обойдутся. Команду крутых профессионалов. Они преуспеют там, где ты провалился.

– Почему бы просто не взглянуть в лицо фактам, Малькольм? Все кончено. Он нас побил.

– Тебя, может быть.

Во вздохе Шефа заключались вся усталость, все разочарование его жизни.

– Понимаешь? – продолжал Пономарь. – Вот в чем разница между нами. Ты бросаешь на полпути, а я никогда не сдаюсь. Вот почему я номер один. А ты номер два.

В душе Шеф знал, что если Злыдня просто оставить в покое, он не будет тратить больше сил на «Пономарчиков». А вот если Пономарь и дальше будет сердить этого типа, никто не может считать себя в безопасности. Ни сам Шеф, ни его семья.

Повернувшись спиной к Шефу, Пономарь подошел к фотографии на дальней стене. На ней было изображено семейство Пономарей на пляже в Саутпорте в начале шестидесятых. Мистер и миссис Пономарь сидели в шезлонгах. Юный Малькольм и его сестренка прикорнули у ног родителей, до ушей улыбаясь в камеру. Даже в восемь лет титьки у Малькольма были больше, чем у его матери.

Шеф не мигая следил за Пономарем. Одно веко у него чуть подрагивало. В остальном ничто не выдавало нараставшего в нем напряжения.

– Я Малькольм Пономарь. – Пономарь открыл шкатулку на каминной полке и достал оттуда «Монтекристо №2». Сунув сигару между бледных губ, он повернулся и ухмыльнулся в лицо Шефу. – Мое имя знают в Лас-Вегасе, в Майами, да где угодно, черт побери. А тебя? Да про тебя даже в Олдхеме не слышали.

Четырнадцать лет назад никто Шефа не оскорблял. Никто не посмел бы. Когда же он примкнул к Пономарю, все переменилось. Что ни день – постоянный поток оскорблений. «Жиртрест, лентяй, ком малафьи, верблюжья лепешка». Шеф сносил от Малькольма Пономаря больше, чем от кого бы то ни было.

– Как по-твоему, с кем ты разговариваешь, Малькольм? Все, кто знает тебя, знают меня. Мы вместе построили эту организацию. Или ты забыл?

– Заткни хренову варежку и дай мне прикурить. Недоумок.

Шеф достал из кармана зажигалку. Небрежным движением большого пальца он чиркнул колесиком «Зиппо» и поднес возникший огонек к сигаре Пономаря. Пономарь начал втягивать воздух, раскуривая. Без малейшего предупреждения Шеф сдвинул зажигалку и поджег Пономарю волосы. Поначалу Пономарь даже не понял, что происходит. Потом грязно выругался и затанцевал на месте, хлопая себя по голове.

– Что ты делаешь, черт побери?!

Плавным движением Шеф выплеснул свой бренди на рубашку Пономаря и поджег расползающееся пятно. Заплясали новые язычки пламени. Потушив волосы, Пономарь пытался теперь сорвать рубашку. И пока он дергал за пуговицы, занялись брюки. Отчаянно визжа, Пономарь бросился на пол и стал кататься в надежде себя потушить.

Спокойно сунув руку в карман, Шеф достал емкость с жидкостью для зажигалок, которую берег для особого случая. Открыв крышку, он вылил содержимое на первого человека в Манчестере. Огонь занялся всерьез. Пономарь кричал и бился, превращаясь в пылающее месиво. От него валил черный дым.

Ляпсус успел лишь к развязке: Пономарь уже не шевелился, а Шеф тушил язычки пламени на ковре при помощи сифона с содовой. В комнате воняло паленым салом. Ляпсус сперва уставился на почерневшее маслянистое тело, потом поднял неуверенный взгляд на Шефа.

– Что тут стряслось?

Когда Шеф повернулся, в руке у него блеснул пистолет.

– Самовозгорание.

Словно опровергая этот приговор, горящее тело дернулось и застонало. Прицелившись из «смит-и-вессона» в голову Пономарю, Шеф выстрелил. Хватило одной пули, чтобы стон замер. На Ляпсуса это произвело большое впечатление.

– Вот дерьмо.

– Именно этим он и является, – спокойно ответил Шеф, – и чтобы избавиться от тела, понадобится четыре крепких парня. Позаботься.

Следующие слова Ляпсус подбирал тщательно.

– Еще что-нибудь, босс?— спросил он. Шеф на мгновение задумался.

– Нет. – Он опустился в свое кресло – устало, но с облегчением. – Пока все.

Пока Злыдень спал, Билли сходил в Олдерли за едой, парацетамолом и бренди. По дороге из супермаркета он нашел телефонную будку и попытался позвонить Никки, но нарвался на ее маму, которой никогда не нравился.

– Ах это ты, – сказала она. – А я-то думала, когда ты позвонишь.

Подавив искушение наговорить гадостей старой карге, Билли попросил позвать Никки.

– Только что вышла.

Облегчение прошило его, как разряд тока.

– Когда? Только что?

– Пять минут назад. Только в магазин забежит.

– У нее все в порядке? У нее правда все в порядке? Мать Никки неодобрительно фыркнула.

– Насколько возможно, когда ты на восьмом месяце беременности и тебя бросили.

Билли и это спустил.

– Спасибо. Я перезвоню попозже.

Счастье где-то здесь, только и ждет, чтобы его испытали. Он почти на языке чувствовал сладость жизни. У нее был вкус сосновых иголок, свежеиспеченного хлеба, креозота под изгородями, соленого ветра, дующего с океана. Вкусы и запахи, которые он принимал как должное в юности и с тех пор не замечал. Плевать на Злыдня. Плевать на всех доставал, на всех убийц и придурков. Билли снова станет жить. Он так решил.

Радость била в нем ключом и толкнула позвонить литагенту. Трубку взяла Софи, ассистент Рози. Голос Билли она узнала сразу и была поражена.

– Господи милосердный! Я думала, ты исчез с лица земли.

Билли придумал какую-то отговорку, дескать, ездил во Францию собирать материал для новой книги, и попросил соединить его с Рози. Повисла долгая пауза.

– Разве ты не слышал?

– Что? – Билли с трудом сглотнул.

– Ох, такой ужас! Ты правда ничего не знаешь? – Голос девушки дрожал от расстройства.

Он знал, что сейчас услышит.

– Случилось, что-нибудь?

– Рози убили.

– Черт. Вот черт!

На сей раз долгое молчание прервал сам Билли:

– Ее тело нашли?

– Ну... И да, и нет. Ты действительно ничего не знаешь?

– Нет.

– О Боже! – вздохнула она, не желая заново перебирать все те же мерзкие факты. – Нашли только голову.

Софи начала рассказывать, какой это удар был для семьи Рози, но Билли уже не слушал. Он старательно подсчитывал в уме. У Рози Силкмен была маленькая головка на крупном туловище. Эта головка составляла приблизительно одну десятую тела. Билли положил трубку. Он знал, что произошло: Злыдень убил его агента и унес большую часть добычи, оставив литагентству обычные десять процентов.

Поскольку Злыдень был его защитником, Билли старался убедить себя, что его друг человек чести, да, убийца, но классом повыше остальных. Теперь он понял, что заблуждался. На взгляд Билли, от Пономаря Злыдня отличало только то, что он умел писать без ошибок.

Злыдню нравилось убивать. Особенно тех, кто согрешил против Билли. Тут ему вспомнилось, как Злыдень отказался выпить за здоровье Никки. «Один раз она тебя бросила, бросит и еще». Если Злыдень мог убить литагента и издателя Билли, есть ли надежда у женщины, разбившей ему сердце?

Назад Билли не вернулся, во всяком случае, не сразу. Подойдя к краю Эдж, он долго сидел над обрывом. Смотрел, как парит взад-вперед над Чеширской равниной планер. День был тусклый. Ветер приносил случайные капли дождя. Билли знал, что должен сделать. Оставалось лишь набраться смелости.

Когда он вернулся в кибитку, Злыдень по-прежнему улыбался во сне. Это была нежная, обворожительная улыбка, напоминавшая Билли мальчика, которого он знал когда-то. Пузырек с морфием стоял на прежнем месте: на полке рядом со шприцами в стерильной упаковке. Дрожа от страха, Билли развернул свежую иглу. И весь оставшийся морфий, около пяти миллиграммов, ввел в вену на левой руке Злыдня.